Четвериков Борис Дмитриевич

Немало талантливых людей дал России Ирбитский край. Среди них — писатели и поэты. В совет­ский период в нашей стране широко из­вестно было имя одного из старейших рус­ских писателей Бориса Четверикова (1896-1981 гг.)

За полвека своей творческой деятельно­сти он издал свыше сорока книг — романов, сборников рассказов, поэтических книг, пьес. Широко известна его дилогия — «Котовский», романы «Утро», «Навстречу чусолн­цу», «Во славу жизни». Одну из своих первых книг он назвал «Малиновые дни». Семнадцать глав этой автобиографической повести — об Ирбите — городе, где будущий писатель родился в семье учителя истории и русской словес­ности мужской гимназии (сейчас средняя школа №1).

Наблюдательность, память, талант с боль­шой достоверностью позволили бывшему ученику начальных классов гимназии опи­сать жизнь Ирбита тех лет. «Обычно наш город спал. Почти не встречались прохо­жие, ставни в домах даже днем были зак­рыты, стояла сонная тишина, даже собаки редко лаяли. Город пробуждался на два месяца, когда начиналась ярмарка. Уж я-то хорошо знал, что и как бывает на ярмарке! Наезжали купцы — в кибитках, в кошевках, с мешками замороженных пельменей на зад­ках. Веселые, бородатые, при деньгах. А за ними приезжали купчишки помельче, лавоч­ники, ларечники, лотошники. Строили ба­лаганы, раскидывали палатки, сооружали расписную разноцветную карусель. Куколь­ные представления с петрушкой, оперетка, фарс, кафе-шантаны, попойки, дым коро­мыслом… Кутеж! Город пел, хохотал, толпил­ся по ярмарочным рядам, катался на кару­сели, свистал в свистульки, ел халву, упле­тал горячие вафли, совал в карманы наряд­ные пряники… Ставни открывались, дома наполнялись приезжими… Певички вскиды­вали ножками, клоуны строили страшные рожи, колокола поднимали оглушительный трезвон… И всюду пахло медом, хомутами, жареным миндалем… Потом купцы усажи­вались в кошевки, палатки свертывались, базарная площадь пустела… и город опять погружался в дремоту.

Особенно ярко Борис Четвериков описал митинг в Годы первой русской революции: «Из-за угла выбросилась толпа. Я услышал пение. В нашем городе пели на улице, ког­да были пьяны и когда хоронили. На этот раз пение было веселое, задорное и не было священников, зато там и здесь виднелись красные флаги… На углу толпа останови­лась. Какие-то растрепанные люди взби­рались на тумбу, размахивали руками и кри­чали толпе. Толпа тоже кричала и шла дальше. Потом все оглушительно громко запели. Город пел «отречемся от старого мира» и «Вихри враждебные веют над нами». В числе ораторов заметен рослый чернобородый, без шапки. Это учитель гимназии — отец будущего писателя.

Дмитрий Никанорович давно был на примете у полиции как «неблагонадеж­ный». Из города в город гоняли Дмитрия Четверикова. И в каждый город еще до приезда приходил пакет с надписью: «Весьма секретно». В пакете сообщалось кому следует, что «учитель Четвериков замешан в политике».                   

Не случайно, ему нередко приходилось с семьей менять место жительства. В Ир­бите снимали частную квартиру- дом с садом, огородом и флигелем во дворе. Летом из открытых окон нередко слышалось пение. Дмитрий Никанорович хоро­шо играл на гитаре, его жена знала много песен. Появились друзья, единомышлен­ники. За чаем чаще всего говорили о по­литике, спорили о судьбах России: Нередко стали проводить здесь и нелегальные собрания. Гостями семьи бывали и учи­теля из уезда, и рабочие ирбитского за­вода. Они явно неодобрительно относи­лись к политике царских властей. Внима­тельно прислушивался к разговорам старший сын учителя Борис. А дом Четвериковых давно был уже под наблюдением. Особенно когда у соседа Николая Шанаурина, работника местной типографии, по­лиция уже находила три рукописных эк­земпляра «Марсельезы», ленинскую работу «Марксизм и аграрный вопрос…»

Уездный исправник Благонадежин не раз докладывал о появлении прокламаций, среди которых встречались и изданные ирбитской группой РСДРП. В квартире Четвериковых собирались местные социал-демократы. Здесь храни­лась нелегальная литература, о чем указывалось в рапорте городского пристава на имя прокурора Екатеринбургского ок­ружного суда.

Однажды к Четвериковым громко постучали — явилась полиция. Перерыты шка­фы, столы, постели, разбросаны по полу: бумаги и книги. Обыск кончился на рас­свете. Дмитрия Никаноровича увели. Лишь тогда мальчик ослабил ремень, где под стянутой рубашкой холодила тело толстая пачка листовок. Отец успел передать их сыну в последнюю минуту.

После ареста отца дни потянулись то­мительно. Мать прятала в передачи за­писки и ходила в тюрьму на свидания. Дети играли в революционеров: устраи­вали: подпольные собрания, замышляли побег из тюрьмы… времени, благо, хвата­ло: занятия в гимназии по случаю ярмар­ки отменили.                    

Вернулся учитель весной худым, осунув­шимся. И опять высылка, прощание с учи­лищем и музеем. Молодежь сожалела об отъезде любимого учителя. Уже после отъезда из города газета «Ирбитский яр­марочный листок» выражала сожаление, что в связи с отъездом Четверикова оси­ротел городской краеведческий музей — основа нынешнего историко-этнографического, в создании которого учитель истории вложил немало сил («Уральский край», 1910 г, 3 декабря). 

А любители сценического искусства ли­шились ведущих самодеятельных артис­тов местного музыкально-драматического кружка, который выступал почти профес­сионально («Уральская жизнь»; 1906 г, 27 августа). 

Последние дни отца описаны в романе «Навстречу Солнцу».

Список литературы:

Герштейн, Я. Л.  Обыск закончился на рассвете // Восход. – 2001. – 19 дек. – С. 3.