Бабайлов Павел Константинович

(документальный рассказ о Герое Советского Союза по воспоминаниям А. Журавлёва)

БабайловЕсть в Подмосковье небольшой городок, и живут в нем люди смелой профессии — летчики, инженеры, специалисты грозной техники, всегда готовой взмыть в голубое небо Родины. Одна из улиц городка носит имя Героя Советского Союза гвардии капитана Павла Константиновича Бабайлова.

Я знал Пашу Бабайлова. А недавно повидался с его улицей, прошелся по ней, сняв с седой головы шапку. Улица небольшая, обсаженная деревьями, ухоженная заботливыми солдатскими руками, чуть заснеженная, чистая, как сердце ее хозяина…Павел Бабайлов…

Вот он стоит передо мной — высокий, стройный, подтянутый, плечистый, подбористый, весь в мускулах, как слитый из металла…Вот он, друг Паша, немного курносый, с выгоревшими на солнце, беловатыми, вразлет бровями, умными серыми глазами, в которых всегда горел неугасимый огонек веселья, бодрости и непосредственности, с копной мягких волнистых, цвета спелой пшеницы волос… Вот он, боевой товарищ Павло. Душа истребительского авиаполка, правдивый и горячий в спорах, дерзкий и смелый до безумия в воздухе и самый обыденный, душевный и простой на земле…

Как мало, в сущности, я знал о Павле Бабайлове тогда, на переднем крае поля сражения. Я знал, что он храбр, как лев, предан друзьям и Родине безмерно, горит жгучей ненавистью к врагу и в бою тверд, как уральский гранит. И вот теперь, просматривая архивные материалы, читая письма-воспоминания родственников и товарищей, беседуя с друзьями, я убедился: его жизнь куда богаче той, что умещалась когда-то на одной страничке…

Рос как и все: любил лес, где много грибов, извилистую Ирбитку — плыви сколько хочешь, крутые склоны оврагов, с которых можно было срываться вихрем на самодельных лыжах — только сердце екало. Гладя шершавой, заскорузлой рукой хлебопашца по белым вихрам, отец говорил:

— Учись, Павлуха, человеком будешь.

И Павел учился. Что ни весна, то отличные оценки в табеле.

Зимой 1930 года внезапно умерла мать. Двенадцатилетний мальчик сказал отцу:

— Не горюй, батя… Я буду тебе помогать.

И он стал работать: пас в Неустроевой скот, убирал урожай, водил лошадей в ночное. А длинными зимними вечерами посещал школу-семилетку. 

Семья перебралась на станцию Мостовая, и Павел пошел на рудник.

По-прежнему тянуло к знаниям. Выбрал Свердловский радиотехникум. После учебы работал техником по радио в одном из свердловских театров.

В тридцать девятом началась война с белофиннами. Попал на фронт — добровольцем. Стал разведчиком лыжного батальона. Не раз пробирался в тыл врага и приносил ценные данные, участвовал в захвате «языка».

Нравилась Павлу профессия разведчика: дерзкая, сноровистая. Но не покидала мечта стать летчиком, подняться к облакам.

Вернувшись с фронта, поступил в аэроклуб, потом, в сорок первом, — в школу пилотов ВВС. Радости не было конца: он -курсант!

А на Родину двигался враг. Вспыхнула новая война…

В начале 1942 года состоялся выпуск боевых летчиков. На гимнастерке Бабайлова появился знак летчика-истребителя ВВС. Он попросил послать его на фронт, но его оставили в школе летчиком-инструктором как отличника обучать других мастерству летного дела.

Огненный смерч покатился к предгорьям Северного Кавказа. В степном мареве клокотали и бились сполохи артиллерийских сражений. В голубой чаше неба разгорались краткие и жаркие воздушные схватки. Гудели и клокотали в огненной лаве войны степь и небо…

Призывным набатом прозвучали слова приказа Верховного главнокомандующего:

— Ни шагу назад!

Встали на огненных рубежах бойцы:

— Ни шагу назад!

Ощетинилась Родина:

— Ни шагу назад!

…Говорит Герой Советского Союза Ю. Б. Рыкачев: «В середине лета 1942 года истребительский авиаполк, которым я командовал, перелетел из Поти в Кизляр. Приказано: прикрывать надежно железнодорожную магистраль Кизляр — Астрахань, единственную дорогу, связывающую Закавказский фронт с войсками других фронтов и с тылом страны».

Мы непрерывно несли патрульную службу в воздухе, часто ходили на разведку. Однажды ко мне в землянку вошел старший сержант, доложил:

— Товарищ майор! Летчик-инструктор Бабайлов прибыл к вам на боевую стажировку.

— Очень хорошо… летчики нам нужны, — отвечаю ему. — Надолго?

— Если понравлюсь, — улыбнулся Бабайлов, — оставьте навсегда. Рад буду.

— Посмотрим в деле — решим…

Он быстро вошел в строй. Отлично летал. А двадцать восьмого июля впервые пошел на боевое задание. Тяжелое, рискованное. Четверке «ЛАГГ-3» было поручено проштурмовать на бреющем полете аэродром противника. Летели над степью низко, в строю держались плотно. Над целью группа сделала «горку», потом, пикируя, ударила по стоянкам самолетов. Поднялась стрельба из пулеметов, автоматов. Наши краснозвездные самолеты, разбив восемь вражеских машин, благополучно прибыли домой. В первый вылет Павел Бабайлов уничтожил два самолета врага… Молодец!

Вскоре наш полк был переброшен в район Грозного для прикрытия действий бомбардировочной авиации. Тяжелое было время… На земле и в воздухе продолжались напряженные бои. Противник, несмотря на огромные потери, рвался к Грозному. Особенно тяжелые бои были на рубеже реки Терек…»Вспоминает механик самолета, на котором летали  П. К. Бабайлов и  Н. М. Макласов:

«Однажды в районе Терека на наш аэродром налетели истребители противника. Началась штурмовка. Бой поднялся такой, что оглохнуть можно. Я удивился, когда увидел, что на стоянке нет моей «тройки». Значит, Павел взлетел! В общей кутерьме боя я, конечно, не мог уследить за своей машиной, как это обычно мы делали, и потерял ее из вида. И вдруг она пронеслась над моей головой. Гляжу: впереди её — «мессер»! Павел мчался прямо на вражеский самолет. Погибнет, подумал я, ведь высота-то очень мала… Мой «ЛАГГ-3» догнал «мессершмитта» и тюкнул его сзади… Тот куцым обрубком упал недалеко от летного поля. Пыль, дым, грохот… Но, смотрю, закачалась из стороны в сторону и «тройка». Гул мотора оборвался. Теряя скорость, она резко пошла на снижение и приземлилась на «живот»… Добрался я к ней на «стартере», вижу: Павел осматривает изуродованный винт и горько усмехается:

— Ну и влип… Патроны кончились… Думал только лопастью рубануть по хвосту, а в азарте но рассчитал, залез по самые уши… Прости, браток…

— Ничего, — успокоил я, — восстановим. Завтра будет как новенький!

Он обнял меня, прижал к себе и сказал:

— Спасибо… Обрадовал!

А через день Павел вылетел вновь на боевое задание.

Вскоре его приняли кандидатом в члены ВКП(б), присвоили офицерское звание «младший  лейтенант».

Истек срок пребывания Павла Бабайлова в боевом полку. Надо было возвращаться в Рустави. Но летчиков не хватало. Что делать? Решили попросить командующего воздушной армией:

— Разрешите оставить Бабайлова в полку?

Пришла короткая телефонограмма: «Зачислить…».

Почти каждый день вылетал Бабайлов на боевые задания. Пятого сентября он ворвался в землянку командного пункта полка, как вихрь:

— Вели бой у станицы Ищерская. Одного «месса», атаковавшего нашего бомбардировщика, срезал с первой атаки… Собаке — собачья смерть!

Летчики Елисеев, Балашов и Дублокоженко подтвердили:

— Метко Павел стеганул «тонкотелого». Сразу пошел в отвесное пике и — до земли!

…Враг был остановлен на реке Терек. В предгорьях Кавказа полыхала и стонала земля. Черный дым пожарищ уходил к Каспию. Враг нес большие потери, но упорно держал оборону. Наши бомбардировщики и истребители били переправы, скопления войск врага, колонны танков и железнодорожные эшелоны на магистрали Минводы — Орджоникидзе.

Двадцать восьмого сентября было замечено, что в районе станицы Озерская через Терек враг наводит на плавной мост для переправы своих войск. В воздух поднялись бомбардировщики, сопровождаемые истребителями. Подойдя к цели, наши летчики увидели «мессершмиттов». Они ходили вдоль русла реки, караулили переправу. Летчики Трофим Матвиенко и Павел Бабайлов пошли в атаку на «мессершмиттов», а тем временем бомбардировщики сбросили бомбы по цели. Полузатопленная переправа взлетела в воздух…

«Мессеры», обозленные потерей переправы, приняли боевой порядок и вступили в схватку. Голубое небо просверлилось огненными сверлами трассирующих пуль и снарядов. Бабайлов заметил, как один «месс», выходя из атаки боевым разворотом, на мгновенно завис на верхней точке набора высоты, и сразу же нажал на гашетку пушки. Заухала, зачавкала пушка, выбрасывая из ствола снаряды. Несколько вспышек прошили фюзеляж и центроплан вражеского самолета. Медленно сваливаясь на правое крыло, блеснув на солнце голубой эмалью, самолет опустил нос и, войдя в крутой штопор, помчался к земле. Через несколько секунд недалеко от станицы Озорская вспучился ввысь черно-серый взрыв…

Осенью 1942 года Павел Константинович Бабайлов писал на родину:

«Дорогие, родные! Мы бьем нещадно врага. Обо мне не беспокойтесь. Я уже сбил несколько вражеских самолетов. Так, в воздушном бою 31.10 уничтожил в предгорьях Северного Кавказа один «мессершмитт». А накануне 25-й годовщины Великого Октября был еще один бой. Наша группа встретила над целью четверку «мессеров» и разогнала их. Вдруг из-за облаков вынырнули еще два пирата. Мы их сразу же взяли  в клещи, и одного я срезал пулеметной очередью… Знайте, дорогие мои, что мы зорко бережем Родину, скоро погоним врага и разобьем его…».

В ноябре 1942 года наступление врага было остановлено. Прорваться противнику к нефтяным богатствам Грозного и Баку, а также в Закавказье не удалось. Враг притих… Но сила ударов нашей авиации возрастала. Двадцать восьмого ноября большая группа бомбардировщиков «ТУ-2» совершила крупный налет на расположение войсковых частей в Краснодаре. В этом полете участвовало двенадцать истребителей во главе с Героем Советского Союза майором Ю. Рыкачевым.

«Погода стояла пасмурная, облачная, — вспоминает Ю. Б. Рыкачев. — Подлетая к Краснодару, мы встретили пятнадцать «мессершмиттов», которые сразу же попытались броситься на бомбардировщиков. Но этого им сделать не удалось. Ударная четверка «ЛАГГ-3», в которую входили опытные и смелые летчики Секибаев, Буряк, Кучерявый и Бабайлов, пошла им навстречу, отсекла первые атаки и завязала бой… Это был тяжелый бой. Четверка дралась с пятнадцатью! И победила. Наши соколы отвлекли удар «мессеров» на себя, тем временем «ТУ-2» ударили по цели, причинив врагу огромный урон. А бой на высоте продолжался. Павел Бабайлов и Сергей Буряк сбили по одному пирату.

Вскоре на груди у Павла Бабайлова появился орден Красного Знамени.

На следующий день он опять поднялся в синее небо Кавказа. В составе двенадцати «ЛАГГ-3» он сопровождал штурмовиков в район города Гизель. Наши «Ильюшины” метко ударили по скоплению вражеской пехоты, вспыхнули два пожара… При втором заходе на «Илов» напали 19 «моссершмиттов». Завертелась огненная карусель. «Ильюшины» встали в круг самообороны, ястребки схватились с врагом на вертикальном маневре.

Бой происходил на разных высотах — от земли до пяти тысяч. И наши победили: было сбито пять вражеских машин! Одного «Ме-109» свалил Бабайлов. Во втором вылете он еще сбил «мессершмитта». 3 января 1943 года началось мощное наступление Северной группы войск на Северном Кавказе. Погода была отвратительной. Преобладала сплошная облачность, низко стелился по земле туман, часто шли дожди, снегопады, изморось. Авиация поднималась редко, а прояснялось небо — шли на штурм врага бомбардировщики, штурмовики, истребители, чтобы освободить от гитлеровцев новые города.

Одиннадцатого февраля навстречу врагу отправились сразу несколько групп бомбардировщиков. Их охраняла семерка «ЛАГГ-3» под командованием Петра Алейникова. Бомбардировщики применили скрытый маневр подхода к вражескому аэродрому, атаковав его со стороны Азовского моря. Противник не ожидал налета. Бомбы легли на аэродром кучно и метко.

Фашистские зенитки открыли огонь, расцветив серое облачное небо черными куделями взрывов, но попаданий в наши самолеты не было. И тут из-за облаков вынырнули два желтохвостых «мессершмитта». Они понеслись на «Туполевых-2».

Павел Бабайлов первым увидел «тонкотелых».

— Соколы! «Мессеры»! Иду в атаку! — громко передал он и пошел на отсечение. Летчик Петр Артемьев видел, как Павел быстро приближался к противнику, но не стрелял. «Упустит гада», — мелькнуло в голове Петра Артемьева.

-Паша, бей! — крикнул он.

В это мгновение самолет Бабайлова осветился огнем, вырвавшимся из жерла пушки и пулеметного ствола… «Мессершмитт», на мгновение остановившись, резко клюнул мотором вниз и понесся к земле…

— Ого-го! — раздался в наушниках у Павла голос Артемьева. — Молодец, Паша. Фашист на тот свет потопал…

На следующий день наши бомбардировщики вновь подвергли аэродром удару. В схватке с истребителями Павел Бабайлов сбил еще одного «Ме-109».

Тринадцатого февраля был освобожден город Краснодар — столица хлебного края, а на груди у Павла вскоре засиял орден Отечественной Войны 1-й степени. Бабайлова назначили командиром звена, и он стал водить в бой группы самолетов-истребителей. Слава о нем разлетелась по всему фронту.

Враг, отступая с Северного Кавказа, упорно сопротивлялся, цепляясь за каждый естественный рубеж. Немцы решили не отдавать Кубань, обосновать ее как плацдарм-трамплин для следующего прыжка на Кавказ. Они построили так называемую «голубую линию».

Это были крупные инженерные сооружения с бетонными ходами сообщений, дотами, рвами, минными полями с колючей проволокой. Каждый участок обороны был заранее пристрелян, защищен массированным зенитным огнем. Гитлер перебросил к кубанскому плацдарму лучшие истребительные соединения фашистской авиации.

Но это но пугало наших соколов. Они смело летали в небе своей Родины, били и гнали врага, зная, что на их стороне правое дело. «Двадцатого апреля 1943 года, — вспоминает Главный маршал авиации К. А. Вершинин, — Ставка утвердила план авиационного наступления ВВС Северо-Кавказского фронта по разгрому группировки противника на Таманском полуострове.

С самого начала боевых действий развернулась напряженная борьба за господство в воздухе. В небе Кубани дрались ежедневно несколько сотен самолетов, воздушные бои длились часами, уничтожалось в отдельные дни до 80 самолетов врага. Советские соколы удерживали инициативу в своих руках, проявляли упорство, мужество, стойкость, наступательный дух…».

В один из апрельских солнечных дней на аэродром приехал капитан-пехотинец. Весь личный состав собрали на командном пункте штаба полка. «Прибывший офицер, — вспоминает журналист Александр Семенович Абрамов, — снял фуражку, начал тихо говорить:

— Товарищи летчики! Все вы хорошо знали летчика-истребителя Тараса Стецько…

«Что за странное вступление?» — подумали собравшиеся. Разумеется, все знали Тараса — жизнерадостного и неугомонного балагура и жизнелюба… Его очень любили в полку за мужество и смелость в боях. И долго сокрушались, когда Тарас не возвращался с боевого задания.

— Пропал без вести… — Капитан выждал минутку, откашлялся и заговорил вновь: — Тяжело раненного Тараса Стецько, спустившегося на парашюте без сознания, схватили фашисты. Они зверски пытали его и, ничего не добившись, выкололи ему глаза. «Не будешь больше видеть голубое небо, русский летчик…» — сказали фашисты. Вновь пытали его, добиваясь сведений об авиации. Молчал Тарас Стецько. Тогда Ганнибалы двадцатого века вырезали на его груди пятиконечную звезду и сбросили его, мертвого, с самолета над нашими позициями… В кармане гимнастерки Тараса была обнаружена записка. Писали ее фашисты: «Мы никогда не уйдем из Крыма. Нас не победить! Тот, кто не понимает этого, погибнет. Страшная участь ждет каждого, кто впредь попадет в наши руки. Хайль!».

— Изверги! — не выдержал кто-то из техников. В глубоком молчании расходились летчики, но в душе они поклялись отомстить за мучительные страдания своего друга Тараса Стецько…

На следующее утро первым поднялся в небо младший лейтенант Павел Бабайлов. Вернувшись, доложил:

— Одного свалил… Это месть за гибель и мучения Тараса… Пока Павел готовился к следующему вылету, механик самолета Н. Макласов нарисовал на фюзеляже двенадцатую звездочку.

В июле затрещала и рухнула «голубая линия» немцев, на которую они возлагали радужные надежды. Враг попятился к Керченскому проливу. А 9 октября с кубанской земли был изгнан последний фашист. Павел Бабайлов говорил друзьям:

— Очистим Крым — поеду на Урал… Ох, как соскучился по родным. Обниму сестричек, братишек, в речке покупаюсь… Ребята! Кто из вас видел речку с поэтическим названием — Ирбит? Никто? Значит, вы уральской красоты не видели…

— А девушки у вас есть красивые?

— Есть, братцы… Загляденье! Вот женюсь — привезу, увидите и ахнете!

…В первых числах ноября 1943 года наши войска высадились и закрепились на Керченском полуострове. Небольшой клочок земли горел и стонал от тысяч рвущихся снарядов и бомб. Бои шли днем и ночью. Шестерка «ЛАГГ-3» под командованием Павла Бабайлова охраняла боевые действия наших войск. Находясь на высоте тысяча метров, Павел видел линию фронта, оранжевые вспышки орудийных залпов, прерывающиеся трассы пуль и снарядов. Черно-серый дым плавал над землей. Вражеских самолетов не было, зенитки молчали. Вдруг наша наземная станция наведения передала:

— «Грачи»! Появились «юнкерсы»… Бейте бомбардировщиков!

Развернув свою группу в сторону Керчи, Павел увидел ниже облаков серые точки: шли «юнкерсы-87». Пикирующие бомбардировщики, выпятив вперед шасси-лапти, шли в кильватерной колонне по три самолета в группе. Павел подсчитал, передал по радио:

— Двадцать пять «лаптежников»… Атакуем все вместе!

И его самолет нырнул в сторону врага. Удар Бабайлова был молниеносным. Ведущий «юнкерс-87» беспорядочно закувыркался врезался на окраине города в землю. Вскоре еще появились четыре черно-серых столба дыма от падающих и горящих машин.

— Молодцы, «грачи»! — передала станция наведения. — Фашисты сбросили бомбы на свои войска и удирают!

И так почти ежедневно.

Двенадцатого ноября, выполняя задание по разведке войск противника в районе Керчь — Булганак, Бабайлов сбил «юнкерс-87». Двадцатого ноября, разведуя район Булганак – Грязевая пучина, сбил «мессершмитта-109». Запылила взлетная дорожка. В воздух поднялся «Ю-87». Смешно растопырив шасси, он пошел по кругу: видимо, тренировался молодой пилот.

— Коля! Я штурмую стоянку «мессов», а ты бей «лапотника»! — приказал Павел.

Наши летчики пошли в пикирование. Павел видел, как Николай Стопуров быстро приблизился к «юнкорсу», дал длинную очередь и отвалил. «Юнкерс» загорелся и понесся к земле. В это же время заговорила зенитная батарея. Вокруг самолета Николая вспыхнули разрывы, бросились в сторону «ЛАГГ-3», он загорелся, и через несколько секунд в небе вспыхнул белый парашют. Коля приземлился на границе аэродрома, на территории, занятой врагом.

Жгучая боль и ненависть к врагу резанули сердце Павла. На максимальной скорости он промчался над аэродромом, поджег «мессершмитта» и выскочил к Арабатскому заливу. Зенитки перестали бить, в воздухе опять стало тихо, а сердце еще больше заныло: Кольку потерял… Набрал высоту и, взяв курс на Керчь, заметил прячущегося в облаках «юнкерса-88». Тот шел с востока, видимо, из разведки.

После посадки Павел шутил:

— Отправил фрица в грязевую пучину…

В наградном листе лаконично сказано: «21 ноября 1943 года лейтенант П. К. Бабайлов при выполнении боевого задания по разведке войск противника в районе Керченского полуострова таранил бомбардировщика над вражеской территорией… В часть не вернулся…»

Да, летчик в часть не вернулся, но он был жив! Он дышал, двигался, боролся!

Давайте подробнее узнаем об этом трагическом случае жизни двадцатичетырехлетнего бойца, гражданина СССР, коммуниста. В то утро погода была хорошая: по небу плыли кудлатые облака, ветер тянул с Азовского моря, пахло йодом, водорослями, свежей порошей, выпавшей накануне.

В семь часов восемнадцать минут, оставляя за собой веера серой пыли, перемешанной со снегом, в воздух поднялись лейтенант Павел Бабайлов и младший лейтенант Николай Степуров. Набрали высоту две тысячи метров и встали на курс. Вот уже проплыл внизу дымящий порт, справа поблескивало Азовское, а слева, за небольшой волнистой грядкой холмов, — Черное море, синее, со стальным блеском.

Внизу дымил паровоз, тащил восемь вагонов в сторону Керчи. На шоссейной дороге около десятка танков, до десятка автомашин. По Азовскому морю вдоль берега шли плоские, как камбала, две самоходные баржи. Все, что видел Павел, передавалось сразу же по эфиру в полк. Там у репродуктора сидела стенографистка и фиксировала…

Впереди показался вражеский аэродром. Тело Павла инстинктивно устремилось вперед, его лицо приблизилось к прицелу, пальцы правой руки легли на рычаг общего оружия. Из хвостовой кабины «юнкерса» потянулись светящиеся шарики пуль, проносились справа и слова, потом гасли. Стрелок бил мимо, нервничал. Павел подошел на дистанцию в сто метров и стеганул очередью по кабине стрелка. Спаренный пулемет взметнул вверх стволы и замер. 

Теперь очередь по кабине летчика. Но «юнкоре» резко рванулся влево и нырнул вниз… «Маневрирует… Но улизнешь… Догоню», — зло цедил сквозь зубы Павел, преследуя врага. И вот опять крылья «юнкорса» вписались в оптический прицел, блеснул стеклянный колпак кабины летчика… Огонь! Павел нажал на гашетку, но выстрелов не услышал: боеприпасы израсходованы…

Что делать? Идти на таран! Взревел мотор. «ЛАГГ-3» рванулся и, оставляя за хвостом черный шлейф дыма, быстро приблизился к хвосту вражеской машины. Раздались скрежет, шипение, свист ветра. Бабайлова прижало к левому борту и завертело, словно в рейнском колесе. Он попытался выровнять самолет, но не смог. Земля приближалась. И выпрыгивать на парашюте уже не было высоты. Павел усилием рук и воли перед самой землей выровнял самолет и, ударившись обо что-то твердое, потерял сознание…

«Придя в себя, — вспоминает журналист А. С. Абрамов, — летчик услышал чужую речь. Он хотел было протянуть руку к кобуре и вскочить, но смог лишь слегка пошевелиться, издав глухой стон: «Плен!»

Павел лежал на сыром полу полутемной землянки. Сквозь туманную пелену он различал злобно глядевших на него мордастых солдат. «Конец, — пронеслось в голове. — Это — конец…”. Невольно вспомнились друг Тарас Стецько и вырезанная на его груди кровоточащая пятиконечная звезда…

Бабайлова подняли и поставили на ноги. За грязным столом, развалившись, сидел щеголеватый обер-лейтенант с бесцветными выпуклыми глазами. Возле него была молоденькая переводчица. Очевидно, русская. «Предательница, гадюка…» – подумал Павел, глядя на переводчицу с белокурыми волосами. Офицер что-то громко прокричал, и девушка перевела:

— Господин Ранке интересуется, действительно ли вы сбили восемнадцать немецких самолетов?

Лётчик устало усмехнулся:

-Уже девятнадцать… И жалею, что не успел больше.

Переводчица пошепталась с офицером и снова обратилась к Павлу:

— Вам обещают сохранить жизнь, если вы будете разумно себя вести.

Бабайлов промолчал.

— В Берлине открыта трофейная выставка. Она демонстрирует непоколебимую мощь вермахта. Господин Ранке предполагает отправить вас на эту выставку в качестве экспоната.

Летчика захлестнул гнев. Крикнув что-то нечленораздельное, он рванулся к столу. Стоявший позади конвойный обрушил ему на голову приклад автомата. Потом его остервенело пинали ногами, норовя попасть в лицо. В глазах Павла разлилась темнота, и он словно провалился в какую-то бездну.

Находясь в лагере, Бабайлов вынашивал план побега, но не подходил случай. Однажды налетела наша авиация, началась паника среди охранников, Павел нырнул в развалины барака, но вскоре был обнаружен. Он написал письмо однополчанам и перебросил его через забор в надежде, что друзья помогут выбраться из плена. Но шли дни, помощи не было. Письмо Павла Бабайлова было найдено гражданином Танеевым после изгнания гитлеровцев из Крыма. Вот оно:

«Советский человек! Я в плену у врага. Отошли написанное мною по адресу: полевая почта… командиру.

В плен попал после тарана, фашист упал, но я тоже сел на «пузо».

Хотят отправить в Берлин на трофейную выставку. Я над фашистами смеюсь. Если не сбегу по дороге, то выпрыгну из самолета — лучше разбиться, чем дать возможность фашистам издеваться. Так что во мне не сомневайтесь. Как и вы все, дорогие однополчане, я до конца остаюсь коммунистом! До последнего вздоха с вами. Сегодня видел, как вы бьете немцев. Бомбили так, что под моими ногами тряслась земля, у фрицев паника, а я танцевал от радости. Верю, что скоро будет свободной вся наша земля!

Бейте еще сильнее врага! Быстрее его — вон с нашей земли! Зову вас всех — за Родину! За партию! Вперед! Считайте меня с вами. Желаю победы! Ваш боевой друг Бабайлов».

Прошел еще один тяжелый, мучительный день: допросы, допросы и зуботычины…

Я опять привожу здесь воспоминания журналиста А. С. Абрамова:

«На четвертый день его втолкнули в легковую машину и куда-то повезли. Рядом с ним тряслись рыжебровый верзила ефрейтор и белобрысая переводчица. На переднем сиденье разместился Ранке. Когда проезжали мимо какого-то сожженного села, до слуха Бабайлова донёсся знакомый гул самолетов. «Наши, — радостно захолонуло сердце, — бомбардировщики!».

На дорого распластались и промелькнули крылатые тени. Раздался взрыв. За ним — еще и еще… Шофер свернул с шоссе и погнал машину по узкой, ухабистой колее, петляющей между пологими холмами. Выпученные глаза обер-лейтенанта Ранке почти совсем вылезли из орбит, и он, прильнув к лобовому стеклу, мычал:

— Шнель! Шнель!

Неожиданно впереди выросли фигуры трех немецких солдат в касках. Один из них, широко расставив ноги, загородил путь, и машина, скрипнув тормозами, остановилась. Двое других распахнули дворцы и потребовали предъявить документы. Шея Ранко налилась кровью. Он схватился за пистолет. В то же мгновенно шофер ловким движением вывернул ому за спину руки. Рыжебровый ефрейтор но успел ничего сообразить, как в грудь ему уперлось дуло автомата и сухо треснул выстрел…

Павел но мог прийти в себя от изумления. Переводчица, взглянув на его обескураженное лицо, сказала:

— Все объясняется очень просто. Вы — у партизан.

И заторопилась:

— Быстрее! Пора уходить!

Связанного Ранке с воткнутым в рот кляпом прихватили с собой.

Двадцать четвертого ноября вечером Бабайлов сел в рыбацкую лодку, ушел в Азовское море, а ночью причалил на Кубани. Когда Павел прибыл на аэродром, где стояли самолеты его родного полка, он упал на колени и, рыдая, целовал землю:

— Здравствуй, родная моя… Матерь человеческая… Я опять твой, а ты — моя, на всю жизнь! На всю…

Несколько дней Павел лечился в медсанбате, отдыхал, приходил в полк, разговаривал с летчиками. Вскоре его наградили орденом Красного Знамени, назначили на должность командира эскадрильи. Ему было присвоено звание «старший лейтенант». А в конце декабря под его командованием в воздух поднялась четверка «ЛАГГ-3”.

Летчики увидели на высоте трех тысяч пятисот метров одиннадцать бомбардировщиков «хейнкель-111». Их прикрывала шестерка «мессершмиттов-109». «Многовато», — подумал Павел.

Был ясный, солнечный, с небольшим морозцем день. На фоне голубого неба самолеты врага выглядели черными, хищными.

— Сергей и Николай! — передал командир летчикам Коростелеву и Егоровичу, — свяжите «мессеров”! Я атакую бомбардировщиков!

-Ясно! — ответили Егорович и Коростелев.

Бабайлов со своим напарником Сергеем Бесединым, скрываясь в лучах солнца, подошли к врагу и понеслись на бомбардировщиков. Павел устремился на ведущего первой тройки. Вражеские стрелки заметили «ястребков», открыли пулеметную стрельбу. Павел упорно шел на сближение. Потом раздался залп из пушки и пулеметов. «Хейнколь-111» завалился в крутой крон и пошел к земле… Проскочив дымящийся клубок огня, Павел ушел вверх. Когда развернулся для повторной атаки, «хойнкели» были далеко. Они уходили на запад, дымя натруженными моторами.

— Молодцы, «соколы»! — передали со станции наведения. — Следуйте домой.

Наступил 1944 год.

Командир эскадрильи Бабайлов ежедневно водил своих соколов в бой и возвращался с Победой. После пленения он был очень зол на врага, мстил фашистам за кровь, пролитую им и товарищами. И опять прибавились сбитью в воздушном бою бомбардировщик «Ю-87» и истребитель «Мо-109». Закончив бой, Бабайлов увидел, что к самолету напарника подбирается желтоносый «Мо-109». Вот-вот откроет огонь. Круто развернув «ЛАГГ-З», Павел поймал на вираже вражеский самолет и открыл огонь. И, знаете, попал! «Мессер» упал в районе Тархан, взметнув вверх черно-рыжий фонтан взрыва… Потом, на аэродроме, Бабайлов и его напарник Сергей Беседин долго целовались и сквозь слезы смеялись.

В этот день он еще срезал одного «мессершмитта»! А тринадцатого января от метких атак Бабайлова рухнул еще один хваленый ас группы «Мельдерс». Потом — еще два…

В апреле 1944 года старшего лейтенанта П. К. Бабайлова назначили на должность начальника воздушно-стрелковой службы гвардейского истребительного полка. А через два месяца часть, в которой служил Павел, прибыла на Второй Белорусский фронт. Гвардии старший лейтенант Бабайлов четверкой «ЛА-5» сопровождал группу «ИЛ-2», шедшую штурмовать вражеские переправы через Днепр.

«Ильюшины» метко положили бомбы по переправе, пронеслись над скоплением войск, сбросили реактивные снаряды и начали разворачиваться для второго захода. В это время появились четыре «мессершмитта». Они сразу же пошли в атаку не «ильюшиных». Летчик А. Тарасов передал:

— Справа «худые»…

— Молодец, Саша… — спокойно поблагодарил Павел. – Идём на отсечение.

И четверка «лавочкиных» нырнула к штурмовикам, чтобы перехватить вражескую атаку. «Мессеры» наступали. Летчик Стрелцов послал упредительную очередь. Сразу же два пирата отвалили и скрылись на фоне зеленого поля.

Вторая вражеская пара упорно шла вперед. Бабайлов догнал ведущего и меткой очередью свалил ого.

— Нашел себе могилу у…  Могилова, — шутил Павел.

Преследуя противника, наши, но давали ему передышки, били на дорогах, в лесах, населенных пунктах.

Однажды Павел Бабайлов собрал летчиков и, улыбаясь, сообщил:

— Фашисты драпают… Вот выдержки из дневника командира роты 12 немецкого полка, убитого а лесах Белоруссии:

«27.06. Все катится вспять. Все отступают. Машины увешаны людьми. Дикое бегство.

30.07 Невыносимая жара. Начался путь ужасов. Все встало. Мост через р. Березина под сильным обстрелом. Мы проходим через этот ужас.

01.07. Дикие пробки и заторы. Часто обстрел справа и слева. Все бежит. Паническое отступление. Многое остается на дороге.

02.07. Русские заняли шоссе и больше никто не пройдет… Такого отступления еще не бывало! Можно сойти с ума…».

— Этому фрицу, — продолжал Павел, — не пришлось сойти с ума. Поздно. Надо бы ему своей головой раньше думать… в 1941 году.

Правильно, командир, — поддержали Павла летчики.

Вспоминает бывший командир авиационного полка Герой Советского Союза Семен Ильич Харламов: «Я вместе с Пашей Бабайловым летал на разведку, штурмовку и прикрытие войск. Толковый, грамотный, смелый, геройский летчик, всегда выручал товарищей, попавших в беду, да и его выручали… Помню, это было двадцать второго июля 1944 года. Павел повел четверку «ЛА-5» на разведку войск противника. Летели спокойно, передавали на КП данные визуальной разведки. Вдруг на встречных курсах появились четыре «лапотника». Павел крикнул по радио: «Атакую!» – и спикировал на врага. Сразу же первой очередью прошил «юнкерса”. В это время из-за облаков выскочили два истребителя — «фоккера» и помчались на самолет Бабайлова. Павел не видел врага… Но его ведомый гвардии старший лейтенант Польшин был бдителен, он заметил атаку, вовремя ударил по «фокке-вульфу” и сбил… Спас от гибели своего командира. И опять продолжался полот на разведку. И опять догорали на земле вражеские машины «.

Вскоре Павлу Бабайлову было присвоено звание «гвардии капитан».

Летчик эскадрильи, которой командовал Бабайлов, гвардии лейтенант запаса А. ф. Сидоров рассказывает: «Личный состав эскадрильи любил своего командира, Он был тельным к себе и подчиненным, всегда был опрятным, подтянутым и выбритым… Каждый полет с Павлом Бабайловым был интересен, познавателен: то он скажет, как надо заходить на атаку по воздушной, то по наземной цели, то укажет на неприметный, а важный ориентир на маршруте. Он летал и учил нас. Он был мастером разведки. И погиб, выполняя сложную, глубокую разведку. Было это четырнадцатого октября 1944 года. Мы полетели на разведку тыла противника в районе Ростки-Стружне. Уже шла битва за освобождение братского польского народа. Все было хорошо, мы выполнили задание и летели домой, а на переднем крае были обстреляны зенитной батареей… Прямое попадание снаряда вывело из строя мотор, самолет Павла стал падать. А Павла в воздухе не было, значит — убит. Но вот от самолета отделился черный комочек, начал распускаться и наполняться воздухом купол парашюта, но… уже была малая высота… Поляки подобрали Павла, погрузили на подводу, повезли в больницу, но он по дороге скончался… Это были тяжелые минуты для нас, его друзей. Какого человека, коммуниста потеряли!..».

Он похоронен в польском городе Замбрув. На его могиле всегда алеют тюльпаны — знак благодарности братского народа.

…Четыреста семнадцать раз поднимался Павел Константинович Бабайлов в огненное небо войны, провел семьдесят пять схваток с врагом и сбил лично — двадцать семь, в группе с товарищами — четыре, подбил — девять самолетов. Уничтожил двадцать три автомашины с грузом, поджег на аэродроме два самолета, пригвоздил к земле более взвода пехоты.

Родина присвоила Павлу Бабайлову звание Героя Советского Союза, наградила орденом Ленина, Золотой Звездой, тремя орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского, Отечественной Войны 1-й степени, Красной Звезды и многими медалями.

Нет, Павел не умер. Он живет в нас и среди нас. Это о таких, как он, писал Юлиус Фучик: «Но и мертвые мы будем жить в частице вашего великого счастья: ведь мы вложили в него нашу жизнь». И Павел Бабайлов, коммунист-боец, живет с нами в наименованиях улиц, школ, пионерских дружин и отрядов. Ведь он отдал жизнь за свою Родину, которую безмерно любил, как мать…

Список литературы:

Журавлёв А. Он любил тебя, Родина : документальный рассказ // Восход. – 2009. – 30 апреля. – С. 3; 7 мая. – С. 3, 4.