28 мая 1987 года Анатолию Мокину исполнилось тридцать лет. Работал он тогда в Ирбитском леспромхозе трактористом. Работал хорошо и получал прилично, по крайней мере, им с любимой женой Татьяной хватало. Впереди ждало лето и грандиозные планы на отпуск. А через два дня, как гром среди ясного неба, принесли повестку. В казенной бумаге предписывалось 31 мая срочно явиться в военный комиссариат для отправки на спецпереподготовку. В числе десятерых человек (город и район) они отбыли на автобусах до Первоуральска. Там их переодели в военное обмундирование, после чего выстроили на плацу и объявили, что Родина выразила им большое доверие, командируя для выполнения правительственного задания в город Чернобыль. «Это название услышали первый раз, — вспоминает Анатолий Федорович, — и оно нам тогда ничего не говорило. Удивились только: что за подготовка так далеко проводится?». Потом была суетливая посадка в эшелон. Прибыли в Киев ночью четвертого июня. Не мешкая, прямо из вагонов их рассадили в автобусы и повезли до города Чернигов. В пути двое из оставшихся ирбитчан, он да Е.Н. Лисицин, наслушались от сопровождавшего их сержанта и про катастрофу, и радиацию, и про то, что после нее люди умирают. «Обидно стало, — признается Анатолий, — и то, что скрыли, куда отправляют, а главное, что вроде и сам еще толком не пожил, и детей после себя не оставил…».
Расселили прибывших в каюты стоявших на рейде кораблей. Хоть ирбитчане и договорились держаться вместе, но пришлось расстаться. Евгения приписали к автомобильному батальону, а его, Анатолия, в четвертую роту — командиром отделения. Повезло в одном землякам — «дома» были рядом, поэтому встречались каждый вечер, рассказывали друг другу, что видели да что пишут родные. Сами тоже старались писать чаще, а при оказии (если получалось попасть в Киев) оба снаряжали на Урал посылки с конфетами.
Работа, по словам Анатолия Федоровича, была немудреная. Выезжали в сопровождении майора в заброшенные села, деревни, раскатывали дома, надворные постройки, заборы, чтобы потом это место сровнять бульдозерами и огородить колючей проволокой. Уезжая, оставляли за собой черную, словно обгорелую, землю Чернобыля, как будто и не было тут никогда людей…
По прибытию с работ шли в помывочное отделение, после чего выдавали одежду. «Да что проку-то, — рассказывает Мокин, — утром свою же старую одежду надевали и ехали в ней на работу». Кормили пять раз в день. Еды было навалом, но, по словам мужчины, почему-то во рту все время было сухо. Может, летняя жара (в том году она была просто невероятной), может, радиация так действовала. Воду брать из уличных колонок строго запрещалось, но все равно пили, не могли удержаться, Пробыл там ирбитчанин четыре месяца, работал, как все, не просил лишнего, не жаловался… и не знал, что всю жизнь будут отзываться ему эти горячие денечки.
Сразу по приезду домой вернулся на прежнюю работу в лесхоз. Жизнь вроде стала налаживаться, один за другим родились двое детей. А потом начались изматывающие головные боли. Пролечился сначала в Ирбите, а когда таблетки перестали помогать и начала отниматься рука, направили его в областной госпиталь. После обследования врачи поставили сорокалетнему мужчине страшный диагноз, при котором человек на 85 процентов нетрудоспособен и присвоили инвалидом 3-й группы.
Список литературы:
Абрамова Е. Черная земля Чернобыля // Восход. – 2012. – 26 апр. – С. 1