Овчинникова Нина Григорьевна

В субботний июньский вечер сорок первого года Нина с подружкой приехала из города в деревню Малая Бобровка, где жили Нинины родители, – попеть, поплясать на массовке по случаю завершения посевной…

В воскресенье, 22 июня, усталые и довольные девушки на попутке возвратились в город. «Идем по улицам, – вспоминает Нина Григорьевна Овчинникова, ветеран Великой Отечественной войны,- везде толпятся люди и, кажется, прямо в воздухе ощущается какая-то тревога. Подошли к бухгалтерскому техникуму, где мы учились, а там идет митинг. Тогда и услышали впервые страшное слово – «Война!».

По окончании митинга директор сказал, чтобы никто не разъезжался, так как учеба будет продолжена. Но Нина для себя уже все решила. Поэтому уже назавтра поступила в медицинское училище на годичные курсы медсестер. После их окончания отличницу Нину перевели на ответственную работу в санэпидемстанцию. Но не в характере комсомолки было сидеть с пробирками в то время, когда на фронтах гибли люди за Родину, за советских людей, в том числе, так она рассуждала, и за нее, за Нину.

Она со своими сокурсницами Ритой Деминой, Зоей Ереминой и Ниной Кривых написала одно на всех заявление в военкомат с категоричной просьбой – отправить их в действующую армию.

Через неделю Нина, держа повестку в руках, взволнованно кричала матери в трубку, что уезжает на фронт. На вокзале мать, недавно проводившая мужа и сына, не сдерживая слез, все просила дочь дать клятву –беречь себя. Нина, чтобы не огорчать мать, целуя ее в соленую от слез щеку и поправляя выбившуюся прядь волос, дала слово. И только уже стоя на подножке вагона, прокричала, что будет бить фашистов, не жалея себя…

До Москвы добирались четверо суток. Там Нина получила распределение на Второй Белорусский фронт. «Как только увидела раненых, лежащих в тыловом госпитале, – признается Нина Григорьевна, – вся решимость с меня сразу сошла, и стало по-настоящему страшно. Кругом стоны, крики, сараи ранеными полностью заполнены, остальные лежат под открытым небом, а люди все прибывают и прибывают». Врачи и медсестры не спали по пять-шесть суток подряд, забывали о еде. От усталости девушки-медсестрички падали в обмороки. Нина больше всего боялась при разгрузке вагонов с ранеными выронить из рук носилки. «До крови, – признается она, – закусывала губу и про себя начинала петь: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…». И это очень помогало. И не раз случалось юным медсестрам вытаскивать с поля боя раненых на плащ-палатках.

В Калуге их госпиталь развернули в здании школы. Там Нина пережила первую бомбежку. Выносили раненых в бомбоубежище, потом обратно, зачастую перевязывать приходилось на ходу. Сколько их было потом бомбардировок и обстрелов, невозможно сосчитать…

В Рославле (Смоленская область), к примеру, над вагонами с госпиталем целый день летала «рама» – немецкий самолет-разведчик. А ночью налетели вражеские стервятники и начался кромешный ад. Под бомбами пришлось спасать оборудование и перевязочные материалы, прятать их в канавы, закрывать досками… О том, что могли сами погибнуть, вспомнили только, когда все закончилось. И удивились, что уцелели все…

Вспоминает, как однажды, двигаясь по Варшавскому шоссе, их машина попала под бомбежку. Шофер погиб, а они, еще почти девочки, сутки охраняли раненых. Позднее Нину и трех ее подруг наградили медалями «За боевые заслуги».

В ее боевом маршруте множество российских городов, вся Белоруссия, Польша, Восточная Германия. Победу встретила в Берлине. «Кричали, плакали, пели, целовались, – улыбается она, – так радовались, что нет таких слов, чтобы выразить все чувства!».

И уже она с девчонками собиралась домой, как пришел приказ: «отставить чемоданное настроение», а готовиться ехать на войну с Японией. Правда, пока собирались, война с самураями, едва успев начаться, закончилась. Тем не менее, еще год работала медсестра на чужбине и только в конце 1946 года ступила на родную землю.

Устроилась работать в поликлинику, вышла замуж за работящего невьянского паренька, хотя, лукаво улыбается Нина Григорьевна, до этого писали ей трое бывших раненых и просили выйти за них замуж…

В начале весны 2010 года  развернула как-то ирбитчанка «Российскую газету» и обмерла. Со старого снимка глядела на нее молодая девушка в кокетливо сдвинутом беретике, с медалью на груди, удивительно похожая на нее. Сквозь слезы прочитала: «Город Беслау», а рядом номер их госпиталя. Ошибки быть не могло, это она в начале 1945 года стоит во втором ряду справа на снимке рядом со своими боевыми товарищами. Оказалось, один из участников снимка ищет всех, кто жив, и просит откликнуться по указанному адресу. Нина Григорьевна уже и ответ написала. В нем сказано, что все в ее жизни вышло ладно. Работала по специальности, пользовалась в коллективе уважением. Живет в благоустроенной квартире, получает неплохую пенсию, здоровье пока, слава Богу, тоже не сильно подводит. Написала, что часто вспоминает войну, врачей, своих подруг по госпиталю, раненых, бомбежки и ослепительное счастье, когда встречали Победу!..

А бухгалтером Нина Григорьевна, кстати, так и не стала. До самой пенсии проработала она, а это ни мало, ни много 48 лет, медсестрой в городской детской поликлинике.

Список литературы:

Абрамова Е. Сестричка // Восход. – 2010. – 15 мая. – С. 2.