Александр Константинович родился в 1906 году в деревне Малой Аникиной Камышловского уезда в семье крестьянина-бедняка. Рано лишившись отца, вынужден был в детском возрасте стать кормильцем семьи. Одним из первых записался в колхоз. Трудился кладовщиком, полеводом, входил в правление. В августе 1941 года призван в Красную Армию. Был помощником командира стрелкового взвода 1090-го стрелкового полка 323-й Брянской стрелковой дивизии. Участвовал в боях на Западном, Центральном и 2-м Белорусском фронтах. Награждён орденом Отечественной войны I степени, медалью «За отвагу». Погиб в бою 26 июня 1944 года, повторив подвиг Александра Матросова. Звание Героя Советского Союза присвоено посмертно 24 марта 1945 года.
Очерк о Герое Советского Союза А. К. Шомине, опубликованный в газете «Восход» 11 июля 1984 года.
Пуля свистнула над головой, и Шомин инстинктивно вжался лицом в сухую, жесткую траву. Она давно сгорела под нещадным июньским солнцем, но все еще пахла дурманяще и остро. Клевер, мята, медуница — мгновенно определил он родные и привычные с детства запахи. Эти травы скосить бы чуть раньше, когда они были полны тягучего сока, какое сенцо б вышло! Да когда и кому косить! Война.
Они отползли еще на полметра. И как раз вовремя. Цвик-цвик-цвик. В том месте, где только что лежали, пули из крупнокалиберного пулемета пристрочили траву к земле. В глаза ударило крупной пылью. Лейтенант выругался, а Шомин вздохнул про себя: «Ну и день. А ведь так хорошо начиналось».
Плотно прижимаясь к земле, они попятились еще и еще, пока ноги не ушли в пустоту. И тогда, скользнув на бок, оба скатились в траншею. Траншея была старая, еще с сорок первого, когда здесь, на окраине села, какое-то время сдерживали врага наши вымотанные пехотинцы. Ровно три года прошло с той поры, три года страшной войны. Но времена, к счастью, изменились, теперь мы наступаем, и не просто наступаем, а гоним фашиста и в хвост, и в гриву с родной земли. За вчерашний день взвод пробился вперед километров на пятнадцать. И вот первая серьезная заминка — укрепленная врагом деревня Старое Залитвинье.
Тут на её северо-западной окраине, куда толстой пожарной кишкой втягивается гравейка, приткнулись на бугре несколько старых сараев. Но не гляди, что старые, их в свое время рубили из толстенных сосен, и постройки простоят еще двести лет. Танком не своротишь. Эти сараи гитлеровцы умело превратили в мощные дзоты. И вот сейчас несколько установленных там пулеметов режут перед собой все живое. Так просто немчуру оттуда не выкуришь. Хорошо б «сорокапятку» на прямую наводку — как тараканы бы разбежались фрицы из этих хлевов. Но откуда она, пушка, в стрелковом взводе? Нечего и думать.
Есть еще вариант — обойти деревню и наступать дальше. Будут идти танки и раздолбают эти гнезда. А если пойдут пехота да обозы? Сколько бед могут натворить эти дзоты, когда неожиданно ударят в упор кинжальным огнем. Так что, хочешь, не хочешь, а придётся фашистов из этих сараев выбивать им…
— Ну что будем делать, Шомин? — немного отдышавшись, спросил лейтенант. — Третья атака без толку. Так и весь взвод положим.
Помощник командира взвода, старший сержант Александр Константинович Шомин, тридцативосьмилетний уралец, воевавший с сорок первого года, только вздохнул. О чем тут спорить? Он сам понимал это лучше, чем их свежеиспеченный на ускоренном выпуске пехотного училища лейтенант, которому от роду и девятнадцати, наверное, не будет.
— Я думаю, товарищ лейтенант, надо хитрость применить. Попробуем с правого, отдаленного фланга сделать ложную атаку. Короткими перебежками, чтоб зря под пули не попадать, продвинуться вперед метров на десять. Немцы сосредоточат сюда весь огонь, а в это время с другого фланга пускай поползут несколько хлопцев с гранатами. Может, успеют подобраться на бросок. Другого пути нет.
Лейтенант секунду обдумывал предложение и кивнул:
— Ладно, попробуем твою хитрость. Минут через тридцать начнём. Я пойду гляну, кого мы недосчитались, и поставлю группе задачу.
Командир взвода пригнулся и пошёл по траншее на левый фланг. Шомин, оставшись один, не спеша примкнул к автомату новый диск, поглядел в сторону сараев, откуда никто уже не стрелял, и попытался кое-как вытянуть ноги и привалиться спиной к нагретой за день покатой стенке траншеи. Небо было высоким и чистым, и только кое-где набегали и тут же спешили умчаться кудрявые барашки легких облачков. И в каждом из них Шомину виделось тронутое усталостью красивое лицо его жены Анны.
Три года он воюет, три года шагает, ползет, отступает, наступает, до глухоты стреляет, стреляет. И все эти годы копает землю, и не для того, чтобы посадить рябину или яблоню, а роет траншеи и окопы, чтобы уберечься от пули, бомбы, снаряда. И копает, чтоб схоронить после боя убитых товарищей.
Каково видеть эту заброшенную и тоскующую землю ему, Шомину, у которого в роду одни хлеборобы. Когда в Ирбитском районе началась коллективизация, он в родной деревне Малой Аникиной первым проголосовал за колхоз. Потому что душа истосковалась на узких полосках, жаждала труда большого и свободного на общую пользу, ведь нельзя же жить, думая только о том, как бы это пополнее набить добром свою нору.
Года через два его, еще молодого парня, сельчане выбрали своим бригадиром. И, как оказалось, не ошиблись: малоаникинская полеводческая бригада под старшинством Александра Шомина как-то незаметно, без шума и звона, но прочно вышла в лидеры, и не только в своем колхозе. В мечтах молодой бригадир, вступивший в 1939 году в партию большевиков и желавший поскорей оправдать доверие, уже видел, как он с бригадой собирает лучший урожай в области. И он бы добился этого, да вот не привелось…
Шомин, вспомнив своих земляков, помрачнел лицом. Какие мужики — силища, а нет уже многих в живых. Солдаты из них получились самой высшей марки, зря он сомневался да подшучивал, известно, уральцы в щели не прячутся, а идут туда, где труднее.
Он был потрясён, когда в одном номере газеты прочел Указ о присвоении звания Героя Советского Союза сразу троим своим землякам. И кто же это были? Его товарищи Ожиганов, Азев и Дёмин. Сердце сжалось, когда прочёл, что двоим последним Золотые Звёзды товарищ Калинин уже не вручит — погибли ребята смертью храбрых за Родину и светлую жизнь.
Да и он, Шомин, воюет неплохо. Не раз командиры отличали и за смелость в бою, и за ум, хладнокровие. Говорили, что о солдатах заботится больше, чем о себе, зря под пулю не подставляет. И солдаты это знают и верят ему безоглядно. Знают: если Шомин так решил, значит, другого пути нет. Всегда по его выходит. И взвод беда обходила. В самых горячих боях потери были минимальными. Скорей всего это происходит потому, что Шомин, как когда-то в своей бригаде полеводов, досконально знал людей, добивался отличной выучки и слаженности, поощрял инициативу, умел доверять, но и следил за дисциплиной. И не было случая, чтобы бойцы подвели своего командира. Потому что был он для них не только старший по званию и должности, а моральный авторитет, человек, на которого каждому, особенно молодым бойцам из пополнения, хотелось равняться. Еще бы, стоит только вспомнить, как старший сержант расправился с тяжёлым танком.
Этот случай произошёл несколько дней назад, в самом начале наступления. После обработки немецкого переднего края авиацией и артиллерией их полк на своем участке вслед за танками прорвал оборону на первой и второй позициях. С ходу их стрелковый взвод ворвался на окраину деревни, исход боя, казалось решён. Но за ближайшими стожками сена оказалась засада. Оттуда вывернулся и, на ходу стреляя из пушки и пулемётов, помчался прямо на их цепь фашистский «тигр». Бойцы дрогнули, и в эту секунду раздался четкий, уверенный голос Шомина: «Спокойно, ребята! Всем в канаву!»
А сам с двумя противотанковыми гранатами кинулся навстречу танку и, пробежав метров пятнадцать, распластался на земле.
Танк с каждым мигом все ближе, а Шомин все не кидал гранаты. А когда бойцам со страхом подумалось, что вот сейчас стальной зверь раздавит их командира, тот перекатился в сторону. Машина пошла вперед, прямо к канаве, где укрылся взвод. Шомин чуть отбежал в сторону и одну за другой ловко кинул гранаты. Первый взрыв разорвал гусеницу, танк на их глазах разулся и по инерции развернулся на месте, а взрыв другой гранаты пришёлся на запас горючего. Через секунды на месте «тигра» гудел огромный столб пламени, которое ещё больше взметнулось после взрыва в башне снарядов. Расправа с танком так угнетающе подействовала на гитлеровцев, что они отхлынули назад и, не задерживаясь в своей траншее, без оглядки чесанули из деревни.
…Зашуршала земля под сапогами. Это лейтенант возвращался с левого фланга. Шомин резким движением ладони провел по лицу, словно стирая видения и воспоминания, и оторвался от стенки траншеи. Все, затишье кончилось. Опять бой. Кого пуля выберет на этот раз?
— Александр Константинович, — это лейтенант обращается к нему, — я поставил задачу. Поползут с гранатами четверо. Ребята вызвались сами. Ну, а мы здесь организуем поддержку. Ты останься здесь, в центре, немного прикроешь огнём, а в атаку хлопцев я сам поведу.
Лейтенант нырнул за выступ траншеи в сторону правого фланга, где сосредоточилась большая половина взвода. Шомин раздвинул разросшуюся по брустверу траву и поудобнее устроил автомат по маленькому окошку центрального сарая, откуда угрожающе торчал ствол вражеского пулемета.
«Сейчас начнётся», — подумал он, и нарастающее волнение потекло по всему телу.
— Вперёд! — послышался сбоку голос лейтенанта, и в эту же секунду группа бойцов выскочила из траншеи и молча кинулась по направлению к сараям, до которых было не меньше шестидесяти метров. Пулемёты ударили чуть с запозданием, когда взвод пробежал шагов десять. Шомин короткими очередями стал бить по амбразурам, он знал, что его огонь хоть немного, но отвлекает пулемётчиков, нервирует их и мешает стрелять прицельно. И, кроме того, один пулемёт попытается подавить его стрельбу. Но об этом он не думал, более того, радовался, что меньше огня достанется ребятам. Добровольцам, ползущим с левого фланга, хоть немного будет легче.
Опять резко вскинулся взвод и еще пробежал метров семь. Одна или две фигуры на бегу споткнулись. «Хорошо бы, если только ранены», — подумал Шомин, продолжая стрелять по амбразурам, и в это время перед самым стволом автомата вспорола землю на бруствере длинная очередь. Он не стал испытывать судьбу, а нырнул в траншею и, отбежав метра на два в сторону, уже с нового места хлестнул очередью по сараю. Глянув влево, увидел, что один из пулеметов бьет по ползущей четверке, которая была уже метрах в тридцати от сараев. «Заметили, гады! Еще бы чуток, и можно бросать гранаты». Шомин чуть довернул автомат и, не обращая внимания на свистевшие пули, выпустил несколько коротких очередей по дзоту, из которого били по ползущим добровольцам. Еще бы чуть-чуть. В это время они вскочили и, размахнувшись, швырнули гранаты в сторону пулемётных гнезд. Громыхнули взрывы.
— Ура! — крикнули бойцы с правого фланга и кинулись к дзотам, но тут же споткнулись. Пулемёты вновь начали остервенело изрыгать огонь. Правда, два из них замолчали, по-видимому, навсегда, но и огня оставшихся было на взвод с лихвой.
Уцелевшие бойцы отползли назад, к своей траншее. Все усердно задымили цигарками.
Шомин тоже молчал и пыхтел дымком, но мысль его работала безостановочно. Ребята в тревоге, это ясно. Много убитых, а уверенности в том, что следующая атака достигнет цели, нет. Значит, и поднимать их в атаку не стоит, не тот запал. Но, с другой стороны, время не терпит, идет наступление, соседи наверняка ушли вперед, и может образоваться опасный открытый стык. Значит, ждать темноты некогда, в атаку людей нужно поднимать все-таки сейчас. И опять надо применить ту же хитрость, другого выхода нет, только атаку начинать уже с другого фланга. Но кого послать на пулемёты на этот раз? Немцы теперь настороже.
Старший сержант обвел взглядом сгрудившихся бойцов — лица у всех замкнутые, но тревога нет-нет да пробьётся то в одном, то в другом. Что ж, видно, настал его черёд.
Шомин принял решение и, затянувшись в последний раз, воткнул окурок в растоптанную сапогами глину. Затем обернулся к устало сидевшему на корточках лейтенанту:
— Лейтенант, вот что, повторим ту же хитрость, только с левого фланга, а к амбразурам поползу я сам. Прямиком отсюда и поползу, немцы на первых порах будут высматривать ползущих на фланге, противоположном атаке. Вот я десяток метров и выиграю.
Командир взвода хотел было заперечить — ему так не хотелось посылать под огонь своего помощника, без которого он будет как без рук. Старший сержант умен и хладнокровен, бойцы его любят и уважают, а что он, лейтенант? — без году неделя на фронте, и как он справится со взводом, если случится худшее. А в том, что подобраться незамеченным к дзотам невозможно, он уже убедился. Значит, Шомин сам вызвался на верную гибель. Но что же делать, выхода нет. А может, удастся ему, вон как ловко с танком расправился. Пусть попытает счастья, авось, проскочит, он удачливый, ни одной царапины, а три года в самом пекле. Может, и сейчас пронесёт. Только нужно дать ему в помощь бойцов. Для подстраховки…
Все эти мысли мгновенно промелькнули в мозгу лейтенанта, и он кивнул:
— Хорошо Александр Константинович, иди, только береги себя. С тобой еще двое поползут.
— Тогда будем готовиться. — Шомин встал. — Время не ждёт.
Он проверил автомат, взял у ближайших бойцов две гранаты и сунул их за пояс. Затем вытащил из нагрудного кармана документы и протянул лейтенанту:
— Отпиши, если что, моей Анне, пусть растит детей добрыми. Ну, а теперь, разошлись.
Лейтенант хотел сказать что-то тёплое Шомину, но в горле запершило, и он только крепко сжал ему плечо. Потом круто повернулся и на ходу уже кинул: «По местам!».
Через пять минут взвод бросился в атаку, и в одно время с бойцами из траншеи скользнул вперед и старший сержант Шомин. Вжимаясь в землю, он быстро, как только мог, пополз, извиваясь всем телом, как ящерица. Пулемёты прижали взвод к земле сразу же, бежать вперёд нечего было и думать, и лейтенант с бойцами понемногу полз к сараям, останавливаясь и стреляя короткими очередями по амбразурам. Пули, к сожалению, не достигали цели, и вражеские пулемёты били, не прерывая огня ни на секунду. Они уже стреляли и по троим смельчакам, но те упорно ползли вперед.
Медленно сокращается расстояние, у бойцов взвода отчаянно колотятся сердца, каждый кусает губы от невозможности помочь Шомину. Еще метр, два, три… Замерла одна фигурка. Двое продолжают ползти. Первый — Шомин. Он уже метрах в двадцати пяти, но продолжает сантиметр за сантиметром приближаться к дзоту. А пули буквально секут траву вокруг него. Еще метр, еще метр…
— Кидай, кидай! — беззвучно кричат бойцы своему командиру. И в ту же секунду сердца их обмерли: Шомин затих. Неужели убит? Это оцепенение тянулось, наверное, с полминуты. Но внезапно Шомин опять пополз вперед, и вздох облегчения вырвался из груди каждого бойца. Жив, ползёт.
И вот он отворачивается на бок и изо всех сил швыряет гранату к окошку сарая, затем вскакивает и бросает другую гранату. В то же мгновение вскакивает и бросает гранату по своему сараю второй боец. Три взрыва грохочут почти одновременно, а Шомин в это время медленно ползёт к уже близкому пулемётному гнезду. Бойцы ахнули: что же он делает, ведь гранат больше нет, и замерли, наблюдая за старшим сержантом. А тот до невозможности медленно продолжает ползти. Вот он уже в каких-то пяти-семи метрах от дзота, яростно поливающего огнем все подступы. Еще мгновение, еще одно, и Шомин неожиданно для всех рывком вскакивает на ноги и, как гранату, кидает свое тело на бешено пульсирующий из дзота язычок пламени. Пулемёт в тот же миг задохнулся. Это произошло 26 июня 1944 года.
Бойцы, потрясённые героической смертью командира, без команды вскинулись и неудержимой лавиной бросились на сараи, не обращая больше внимания на рвущиеся оттуда автоматные очереди.
Через несколько мгновений все было кончено: два офицера и восемнадцать вражеских солдат, оказавших сопротивление, были уничтожены, еще двадцать фашистов кинули автоматы наземь и подняли руки. Деревня Старое Залитвинье Кировского района Могилевской области стала советской.
В скорбном молчании бойцы похоронили в центре деревни бывшего уральского хлебороба, мечтавшего превратить землю в цветущий сад, погибшего смертью великого героя старшего сержанта 1090-го полка 323-й Брянской стрелковой дивизии Александра Константиновича Шомина и других храбрецов. Над свеженасыпанной братской могилой прогремела только одна короткая автоматная очередь. Наступление продолжалось, и нужно было беречь патроны. Бойцы взвода поклялись быть достойными подвига своего командира.
…15 октября 1944 года на стол командующего войсками Второго Белорусского фронта генерала армии Захарова лег наградной лист на присвоение звания Героя Советского Союза Шомину Александру Константиновичу, 1906 года рождения, русскому, из крестьян, члену ВКП (б) с 1939 года, уроженцу деревни Малая Аникина Ирбитского района Свердловской области.
Список литературы:
Ходанович В. А наступление продолжалось… // Восход. – 1984. – 11 июля. – С. 2-3.
Шомин Александр Константинович // Золотые звезды ирбитчан: сборник очерков и воспоминаний об ирбитчанах – Героях Советского Союза. 2-е изд., испр. и доп. / сост. А. С. Еремин, А. В. Камянчук. – Ирбит, 2015. – С. 199.